16, 17 и 19 сентября в Вильнюсском старом театре (ВСТ) впервые на литовской сцене состоится премьера спектакля по пьесе Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» (реж. Юрий Бутусов). Сценографию к спектаклю создал Марюс Някрошюс, в творческом арсенале которого уже около сорока эскизов к спектаклям, поставленным в Литве и за рубежом. 

Художник, работающий вместе с режиссером Юрием Бутусовым с первого дня репетиций, не хочет приоткрыть занавес на сцене, но в то же время, показывает зрителю путь и приглашает его прийти в театр. М. Някрошюс, который впервые в ВСТ ставит спектакль, начиная с абсолютно пустой сцены, рад предоставленной ему свободе создавать импрессионистическое полотно, а не документальную фотографию.

У Вас архитектурное образование, но Ваше профессиональное творческое «строительство» проходит на театральной сцене. Почему театр показался Вам более привлекательным? В чем различия и сходства между профессиями архитектора и сценографа?

Я начал работать в театре, когда еще учился в Вильнюсской художественной академии. Поэтому тогда у меня не было возможности сравнить обе профессии в реальности. Но принципы и цели работы схожи. Сценография – это тоже архитектура, искусство пространства. Черная пустая коробка театральной сцены, конечно, ограничивает физически, но в то же время дает большую свободу для самовыражения.

Можно ли сказать, что у Вас есть узнаваемый стиль как у сценографа?

Наверное, можно. Хотя я бы отнес это скорее к самоповторам, к адаптации «трюков», которые когда-то сработали в других постановках. Я стараюсь этого избегать, но не всегда получается. Эти мотивы и приемы как-то сами собой приживаются и появляются на сцене.

С чего начинается Ваша работа как творца, когда вы создаете декорации для спектакля?

Чтение пьесы, попытка найти ключевое слово или предложение, беседы с режиссером и поиск получившихся образов на фотографиях и в других произведениях искусства. Также можно обратиться к материалам других художников, чтобы, не дай Бог, не сделать похоже.

Часто режиссеры работают с одними и теми же сценографами. Вы прошли долгий путь вместе с режиссером Эймунтасом Някрошюсом. Насколько важен тандем режиссера и сценографа?

Кроме отца, у меня больше не было долгосрочных тандемов, я скорее свободный «легионер». В драматических постановках сценограф часто является реализатором режиссерского замысла. Самое главное, чтобы работа сценографа не доминировала и не мешала режиссеру. Было бы здорово, если бы режиссер сам мог зарисовать свои идеи. В оперных постановках все несколько иначе: режиссер и сценограф – равноправные партнеры, подчиняющиеся музыке. При совместной работе очень важно быть единомышленниками и требовательными к самим себе.

Как Вас нашел режиссер Юрий Бутусов? Что побудило работать вместе?

Жена Юрия Мария дружит с моим агентом Ифат Нешер, живущей сейчас в Париже. Прошлой зимой мы с Юрием встретились в Вильнюсе, пили невкусный индийский чай и разговаривали. Весной мы снова поговорили, и уже прояснился материал для спектакля. Мы начали работать с первых дней репетиций. Работаем и дальше.

В чем особенность работы с Бутусовым?

Театральный язык, который использует Юрий, генетически очень похож на язык моего отца (Э. Някрошюса – прим. автора), он узнаваем для меня. Бутусов сам выбегает на сцену, когда нужно передвинуть стол или переместить прожектор. Создание спектакля напоминает мне бесконечный воркшоп, в хорошем смысле этого слова. На сцене и рядом со сценой творят все – этого требует сам режиссер. Вы впервые работаете на сцене Вильнюсского старого театра.

Какие особенности этой сцены для сценографа?

В начале работы Юрий попросил меня показать ему абсолютно пустую и голую театральную сцену. Ни декораций, сложенных по углам, ни рояля, спрятанного в кулисах, ни танцевального покрытия пола. Когда нам наконец удалось это увидеть, я сказал: моя работа здесь закончена. Богатая фактура, культурные слои столетней давности – это невозможно обойти, это бессмысленно.

Спектакль по пьесе драматурга Тома Стоппарда впервые ставится в Литве. Наверное, легче поставить шекспировского «Гамлета», чем родившуюся на основе этого произведения пьесу «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»?

В нашей маленькой Литве, я думаю, одной постановки «Гамлета» достаточно для одного поколения. Пьеса Стоппарда интересна тем, что автор дал понять, что в «Гамлете» Шекспир показал одну сторону истории, а ведь всё могло быть совсем иначе! Стоппард же в своей пьесе позволяет высказаться другой стороне, восстанавливая справедливость. В одном из интервью Вы сказали, что Вам интереснее работать над сложными задачами, чем идти по легкому пути. Это относится и к этому спектаклю? Мне, как художнику, не очень интересно, когда сценография создается слишком легко. Я давно знаю, что я не Моцарт, а значит, если что-то получается без 110% работы, то в художественном смысле, скорее всего, получится так себе. Конечно, такое бывает: ты делаешь, потому что это твоя задача, твое ремесло, ты просто должен работать. Но это не об этом спектакле.

Впервые пьеса была показана в 1966 году, на исходе эпохи театра абсурда. Какие сценографические формы Вы ищете в контексте сегодняшнего дня?

Чем дальше, тем больше кажется, что сценография – это пережиток XIX века. Все возможные формы сценографического выражения давно исчерпаны. Мы пытались вернуться к истокам театра, осознанно или нет, избегали декоративности, делали все из самых простых вещей и максимально использовали остатки старых, списанных спектаклей. Наверное, можно сказать, что модное сегодня слово «экологичность» – это и есть та необходимая форма выражения.

Что помогло «открыть» пьесу Т. Стоппарда?

Антонио Гауди. А вот как... Пусть это останется моим маленьким секретом, может быть, кто-то увидит и поймет, почему. В пьесе создается «театр в театре»: метатеатр на сцене позволяет больше «играть» в театр? Постановка действительно очень «театральная», но в то же время весьма похожая на ŠMC (Центр современного искусства). Некоторые сцены спектакля больше напоминают перформанс, инсталляцию, видеоарт. Мне нравится ощущение творческой свободы на репетициях, когда ты не скован какими-то театральными канонами или необходимостью поставить «настоящий» спектакль: ты создаешь импрессионистическое полотно, а не документальную фотографию.

Спектакль «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» откроет новый сезон Вильнюсского старого театра. Готова ли литовская публика увидеть пьесу Тома Стоппарда? Идти или не идти в театр?

Пьесе скоро исполнится 60 лет. Литовский зритель избалован всевозможными театральными формами, его не надо готовить. Абсурд, отчаяние и ужас, происходящие за стенами театра, давно обогнали Шекспира, Чехова и Ивашкявичюса. В театр надо ходить, пока он еще существует. Потому что есть ощущение, что в зрительном зале скоро исчезнет общее живое дыхание, а на сцене может не остаться живого ошибающегося человека. Когда нет спроса, нет и предложения – таков закон рынка. А сейчас наступает время ChatGPT (искусственного интеллекта) и прочего в этом духе.

Беседовала Лаурина Лопайте

Марюс Някрошюс. Фото Дмитрия Матвеева.